Расшатанная тектоника коммуникативных структур побуждает художников обращаться к пограничным жанрам. Визуальная поэзия, находящаяся на стыке искусства и (пост)литературы, работает с языком и знаковыми системами в целом, она является свидетельством стремления поэтов и художников расшатать границы привычной языковой структуры и утвердить новую поэзию. Сама эта, казалось бы, формалистская интенция уже содержит в себе критическое отношение к нормативным ситуациям восприятия искусства и литературы, которое проявляется в ситуации, когда контекст, обусловливающий существование авторов и произведений, становится экстремальным.
Выставка «Исихазм/Глоссолалия» состоит из нескольких метафорических пространств, в которых может обитать искаженный язык и его носители: Дом-Мастерская, Лаборатория, одиночное Заключение, Город.
Не случайно отождествление Мастерской и Дома: в ситуации социальных катаклизмов свободный, насколько это возможно, акт творчества становится способом создания пространств, в которых возможна настоящая жизнь. На выставке Дом-Мастерскую представляет самое маленькое пространство, «каморку», ассоциирующуюся с норкой. В таких норках обитают мышки-норушки и лисы-патрикеевны из советских книг издательства «Детгиз», — из книжек они перекочевали в коллажи Анастасии Альбокриновой. Персонажи-звери и герметичные сказочные пространства, в которые трансформируется мастерская, заставляют вспомнить младоконцептуалистов и романтических концептуалистов-иллюстраторов — диалог с ними выстраивает художница.
Но и пространство Дома может аккумулировать в себе самосбывающиеся пророчества, клаустрафобические тревоги: так, в графическом интерьере А.Вейса воздух мастерской сотрясает констатация «Мне будет совсем плохо».
В Лаборатории находятся работы Виолетты Гришиной «Пересобирание фрагментов». Тут проводится эксперимент по разложению знака: буквы алфавита распадаются и создают ломанные констелляция, целые фразы подрываются изнутри могучей силой косноязычия. Изначально осмысленные слова и предложения пересобираются в орнаменты и узоры. Экспозиционная развеска подчеркивает это свойство работ Гришиной и позволяет полупрозрачным листам создавать перспективные ряды похожих на иероглифы нечитабельных псевдо-знаков.
В углу можно заметить белый лист с начертанными на нем линиями: они создают колкий орнамент, напоминающий подсчет дней заключенными. Это работа Антона Гудкова из серии «Камуфляж». Такой обсессивный жест является коммуникативным, содержащим информацию, однако вне контекста он оборачивается праздным черновиковым рисунком или декоративной абстракцией. Замкнутым на себе сообщением, обсессией на взводе.
Мы выходим в Город. Это суетное, перегруженное информацией пространство, — взаимодействие с ним зачастую оказывается болезненным. Но Город, это еще и способ воздействия на большое количество незнакомых адресатов, потому с Городом ассоциируется искусство плаката. В этом разделе оказались авторы, так или иначе работающие с эстетикой плаката: это Александра Новоженова и Александр Верёвкин. Помимо плаката город изобилует другим текстовым «разносчиком» информации: граффити. Михаил Бордуновский сочетает блэкауты, высокую модернистскую абстракцию и асемическую поэзию, пластически напоминающую низовое уличное искусство граффити. Эмблематической работой для раздела становится зин Артема Шаламова «Град», он показывает невротически-сложные отношения автора с городом и его пространствами.
Юля Тихомирова