Надзирать и <…>
Галерея Корней
Илья и Снежана Михеевы, Кирилл Ермолин-Луговской
Куратор: Юля Тихомирова
08.04.25
По ночам, где бы ни был я, сплю с королём Василиском II Благородным,
алюминиевую корону держу над черепом цинка,
а днями я просто тряпка, болтающаяся на флагштоке,
и всякая сволочь, лелеющая свои права, на меня плюёт
Михаил Бордуновский, «Парадный портрет неизвестного» из цикла «Осень на острове Сатурн», 2022.
Праща, оборачивающаяся знаменем, а после — котомкой изгоя. Компьютерная программа, заточенная на символическую аннигиляцию описанного имущества. Два помещения, два произведения — такова выставка-диптих «Надзирать и <…>», посвященная двум полюсам насилия и власти: техногенное и архаическое, низовое и институциональное, анонимное и отчаянно-субъективное — в таких категориях эту тему разрабатывают художники Кирилл Ермолин-Луговской, Илья и Снежана Михеевы.
Объекты Ильи и Снежаны Михеевых из серии «Чрезвычайное положение» (правый гараж), пращи, подмешанные на манер знамен, овеществленный результат перформативной практики. Художники ходили по городу и, находя объекты, которыми потенциально можно защищаться, снимали с себя одежды и оборачивали найденное, создавая кустарное оружие.
Получившиеся объекты аккумулируют в себе два будто бы противоположных образа: знамя и праща. Символическое значение каждого из них, казалось бы, исключает возможность синтеза, ведь знамя ассоциируется с манифестацией власти, с очевидной военной и государственной мощью, тогда как праща — атрибут Давида, победившего Голиафа. Праща — оружие слабого, того, в чью победу не верят, того, кто не использует дарованные царем меч и доспехи. Визуальная отсылка на очевидную силу и власть, на браваду насилием, сопоставляется в работе Михеевых с кустарным орудием, которое использовали для самообороны перед очевидно более сильным противником. Так художники размышляют о диалектике революционного и государственного насилия.
Художники ощущают, что сегодня мы все находимся в чрезвычайном положении, и это положение заставляет человека думать о том, как превращать подручные предметы в средства самообороны. Дрейфуя по окрестностям, художники настроили свою оптику так, что окружающие предметы наполнились в их глазах потенциальностью насилия: этим можно ударить, этим — убить, а это поможет мне защититься в случае чего… Такое тревожное дребезжание окружающего мира присуще чутким художникам, начавшим активно работать в начале 2020-х. Важно, что синтез знамени и пращи рождает еще один образ: котомка изгоя. Древко можно не закреплять на стенах, но носить на плече. Странник носит в котомке то ценное, что у него осталось. И этим ценным в чрезвычайном положении оказывается праща, — согласно этой логике, человек, которому нечего терять, превращает всякую вещь в потенциальное оружие — такова безжалостно болезненная парадигма «Чрезвычайного положения».
С другой стороны работа Михеевых ставит вопрос эстетического проявления: завернутые, сокрытые объекты, не дешифруются зрителем визуально, он может видеть лишь контуры. Это вызывает любопытство: сокровенно ли сокрытое? Прекрасно оно или тривиально? Опасно или терапевтично? Объект, завернутый в такое лично-эстетическое полотнище (одежду художника), приобретает флер тайны: искусство как нечто не до конца проявленное в нашем мире, как дистанция между зримым и подразумеваемым, повседневным и иномирным.
Даниил Хармс утверждал: «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворение в окно, то стекло разобьется». Михеевы радикализируют максиму, их искусство — это праща, осознать всю силу которой можно, только если она тебя поразит.
Работа Кирилла Ермолина-Луговского <…> (левый гараж), впервые показанная в black cube самарской галереи осси «ми», безжалостно деформирует любое пространство, в которое попадает. Компьютерная программа, в которую художник загружает опись всех предметов, находившихся в помещении, мерно разрушает символ за символом даже знаковое напоминание о некогда наполнявших пространство личных вещах. Вынесенные предметы заменены фотографиями, объем — плоскостью, наполненность — пустой, личные вещи — обезличенной описью.
Саунд-арт, метрономоподобный стук клавиши, звучащий с интервалом в 6 секунд, напоминает изощренную пытку водой. Стук — исчезает буква. Затишье. Стук — еще одна. Вновь затишье. И так до тех пор, пока и символическое присутствие предметов в пространстве не исчезнет.
Насилие в работе Ермолина-Луговского анонимное, безжалостно-лаконичное, корректное и искажающая само восприятие пространства и времени. Одной из основных функций дирижера в оркестре считается создание чувства времени, единого времени для всех оркестрантов. Стук-метроном в <…> работает по схожему принципу, он создает время, объединяет всех собравшихся под знаменем единой темпоральности. Время чрезвычайного положения.
Юля Тихомирова