День подошел к концу, но в том нет моей вины
Саша Деяш
Саша Деяш
21.09-5.10.25
Фотографии: Дима Птицын
осси ми
День подошел к концу, но в том нет моей вины
Саша Деяш
21.09-5.10.25
Куратор: Кирилл Ермолин-Луговской
Текст: Константин Бохоров
осси ми
У Юваля Ноя Харари в книге «Sapiens: Краткая история человечества» газон — не украшение, а символ власти: английская аристократия утверждала статус империи, окружая замки безупречно стриженными лужайками — живым кодом иерархии, торговли и колониального контроля. Газон требует ресурсов, труда, подчинения — он есть проекция порядка на землю.
Саша Деяш выбирает антипод — сорняк. Не как ботанический объект, а как жест сопротивления: ботанический анархизм, эхо Марии Терезы Альвез, Тистер Гэйтс, группы «Желатин», деколониальная трава, пробивающая асфальт смыслов. Но вместо поля или пустыри — она ведёт нас в метаверсу: архитектурный лабиринт, где внутреннее и внешнее, публичное и приватное перетекают по законам Морица Эшера. Пространства здесь — не фон, а тексты: соборы, спальни, памятники, парки — всё говорит, шепчет, кричит.
С архитектурным чутьём Деяш разоблачает структуры, формирующие наше сознание — и ускользает от них не в природу, а в виртуал. Там, где физика бессильна, рождается эмансипация: пространства множатся, умножаются. Дрейф, как у Ги Дебора или Анри Бретона, сталкивая зрителя с неожиданными смыслами — даже в виде сорняка, проросшего сквозь пиксели.
Этот трип — не побег, а возвращение в бессознательное, в дюреровскую меланхолию. Он отсылает к истокам видеоарта — к Бобу Фостелу, диагностировавшему «медийному измерению» культуры эндлгенную депрессию. Но если у Фостела видеоарт был притоном, то у Деяш — алхимический котёл: в нём плавятся коды идентичности, власти, памяти. Память, как знали ещё древние, — топологична: она живёт в пересечениях координат. Джеффри Шоу в 1989-м сделал «Legible City» — город из букв, по которому можно ехать и читать. Деяш продолжает эту линию — но вместо букв — обломки чувств, голоса, шепоты, вплетённые в архитектуру.
Проходя через заснеженный парк, стеклянный храм, бесконечную стройку, даже зоны приватного зритель не находит уюта — лишь отражение в пустоте. Виртуальное здесь — не убежище, а зеркало бессознательного. Бегство от себя оборачивается встречей с собой — в технологической, но пустой глубине.
А вдруг этот «лирический персонаж», ведущий нас сквозь метаверсу — не художница вовсе? А нейросеть, которой подбросили горсть сорняков — и она соткала из них целый мир? Тогда «День» — не исповедь, не протест, а симптом: зловещий, прекрасный, мучительный. Ведь кроме кодов и алгоритмов вокруг, кажется, уже ничего не осталось.
—
Константин Бохоров
Саша Деяш
21.09-5.10.25
Куратор: Кирилл Ермолин-Луговской
Текст: Константин Бохоров
осси ми
У Юваля Ноя Харари в книге «Sapiens: Краткая история человечества» газон — не украшение, а символ власти: английская аристократия утверждала статус империи, окружая замки безупречно стриженными лужайками — живым кодом иерархии, торговли и колониального контроля. Газон требует ресурсов, труда, подчинения — он есть проекция порядка на землю.
Саша Деяш выбирает антипод — сорняк. Не как ботанический объект, а как жест сопротивления: ботанический анархизм, эхо Марии Терезы Альвез, Тистер Гэйтс, группы «Желатин», деколониальная трава, пробивающая асфальт смыслов. Но вместо поля или пустыри — она ведёт нас в метаверсу: архитектурный лабиринт, где внутреннее и внешнее, публичное и приватное перетекают по законам Морица Эшера. Пространства здесь — не фон, а тексты: соборы, спальни, памятники, парки — всё говорит, шепчет, кричит.
С архитектурным чутьём Деяш разоблачает структуры, формирующие наше сознание — и ускользает от них не в природу, а в виртуал. Там, где физика бессильна, рождается эмансипация: пространства множатся, умножаются. Дрейф, как у Ги Дебора или Анри Бретона, сталкивая зрителя с неожиданными смыслами — даже в виде сорняка, проросшего сквозь пиксели.
Этот трип — не побег, а возвращение в бессознательное, в дюреровскую меланхолию. Он отсылает к истокам видеоарта — к Бобу Фостелу, диагностировавшему «медийному измерению» культуры эндлгенную депрессию. Но если у Фостела видеоарт был притоном, то у Деяш — алхимический котёл: в нём плавятся коды идентичности, власти, памяти. Память, как знали ещё древние, — топологична: она живёт в пересечениях координат. Джеффри Шоу в 1989-м сделал «Legible City» — город из букв, по которому можно ехать и читать. Деяш продолжает эту линию — но вместо букв — обломки чувств, голоса, шепоты, вплетённые в архитектуру.
Проходя через заснеженный парк, стеклянный храм, бесконечную стройку, даже зоны приватного зритель не находит уюта — лишь отражение в пустоте. Виртуальное здесь — не убежище, а зеркало бессознательного. Бегство от себя оборачивается встречей с собой — в технологической, но пустой глубине.
А вдруг этот «лирический персонаж», ведущий нас сквозь метаверсу — не художница вовсе? А нейросеть, которой подбросили горсть сорняков — и она соткала из них целый мир? Тогда «День» — не исповедь, не протест, а симптом: зловещий, прекрасный, мучительный. Ведь кроме кодов и алгоритмов вокруг, кажется, уже ничего не осталось.
—
Константин Бохоров
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ
ВИД ЭКСПОЗИЦИИ